Письмо 4.
1 марта 2017 г.
Найваша, Кения.
Мир Вам, дорогой авва.
Спасибо вам, что откликаетесь и интересуетесь тем, что происходит здесь, в Африке. Вчера вечером долго не мог уснуть. Картинки дня с бедными и больными людьми все время вертелись перед глазами. Как спокойно живется тем, кто не знает, что другой в беде. Не мучает совесть, и можно предаваться своим собственным заботам и хлопотам, думая, что они очень важны. А здесь, боль — на поверхности. Она так очевидно просматривается в глазах этих людей, въедается в тебя, режет душу. И сразу же возникает тысячи «почему?» и «где Бог?». Пишу так, потому что сегодня мы много увидели, много услышали, много узнали…
Отец Джон приехал за нами в 9.20. До этого времени мы с Д., успели принять душ (под холодной водой), немного рассортировать наши вещи и сходить на завтрак, который включен в наше проживание. Местный «ресторан» человек на сорок. Из достоинств – там чисто, и еда, стоящая на нескольких столах тоже выглядит достаточно сносно. Все очень скромно. Мы берем чай, вареные яйца, и какую-то зелень, фрукты и сок манго. Его здесь, к слову сказать, полно, и он почти ничего не стоит. Хлеб подается, как отдельное блюдо. Детали, возможно, опишу позже, по всей видимости, завтракать и ужинать мы будем здесь.
Вместе с Джоном мы отправились в деревню Найваша. Поразительные пейзажи. Африка очень красива. Поднимаясь в горы, мы наслаждались видом замечательных зеленых долин, на которых трудились люди. Небольшие озера, горы в дымке, многочисленные деревеньки. Двигались мы не быстро, высота над уровнем морем свыше 2000 метров, все интересно, всматривались со вниманием во всё, что попадалось нам на глаза.
Через час езды мы въехали в деревню Джамбини. Это просто какой-то пыльный муравейник. Повсюду люди, их так много… Ощущение, что их просто тысячи. Кто-то куда-то спешит, кто-то, просто сидя на земле или старой автомобильной покрышке, праздно рассматривает проходящих и проезжающих. Надо сказать, что по сравнению с Найроби, разница колоссальная. Везде грязь, какие-то кучи мусора и камня. Архитектурный ансамбль неказист. Сбитые из фанеры коробки домов пестрят яркими названиями европейских и американских брендов, но зайти в такой «магазин» мы даже не решились.
Проехав деревню, почти на выезде, мы увидели табличку с надписью на английском: «Образовательный центр св. Варнавы». Приют прячется за высоким частоколом из досок. Этакий прямоугольник метров 100-150 в длину и 50 в ширину. Сразу на въезде сооружения барачного типа, русской буквой «Г». Они сбиты из каких-то досок, кое-как покрашены, небольшие окна, крыша накрыта разными материалами. Это: «офис», место для богослужений и классы, где занимаются дети. На конце буковки «Г» — кухня. Дорогой авва, наверное, нельзя так писать, но думаю, что животные, за которыми ухаживают у нас в монастыре, живут в лучших условиях. Фундаментов у зданий нет, все просвечивается и продувается. «Классы» без полов. Были попытки залить бетонные полы, но в сезон дождей все растрескалось и лопнуло. Есть пошарпанные парты, небольшое количество стульев и, на удивление, большая библиотека. Есть также комната, где живут дети, у которых никого из близких вообще не осталось, и они вынуждены круглосуточно находиться на территории приюта, тогда как остальных детей на ночь забирают родственники или прихожане. Жить и ночевать в этих условиях просто немыслимо! Рваные матрацы, жалкого вида кровати. Отец Джон говорит, что на одну кровать поперек можно положить три или четыре малыша. Электричество здесь есть только в некоторых помещениях, дети сушат свою обувь на улице. Про пищеблок напишу отдельно, чуть позже.
Когда мы въехали во двор, нас встречало очень много детей, думаю, что чуть меньше двухсот. Возраст у детей разный — от малышей лет трех до пятнадцатилетних подростков. Большинство из них одеты в красные кофты. Джон говорит, что у каждого приюта есть свой цвет, а их тут очень много. Когда мы с Д., вышли дети смотрели на нас как на инопланетян. Правда, и мы их, в ответ, разглядывали точно также. Воспитатели, служащие вместе с Джоном, на вид едва старше детей. Одним словом, нас окружила поющая и танцующая толпа детишек. И вот — мы уже часть большого африканского хоровода. Очень необычное чувство. Д. в юности профессионально занимался танцами, а я вот чувствовал себя совсем неловко. Песни христианские, приветственные на суахили. Они славят Бога в танце и песнях, и это очень красиво. Потому что все они — от отца Джона до последнего ребенка — делают это с такой искренностью и воодушевлением, что ты невольно погружаешься в атмосферу радости и славы Божией. Так продолжалось некоторое время, затем Джон попросил меня рассказать детям о Беларуси. Я говорил, он переводил на суахили. Про страну нашу они даже и не слышали, но им интересно какая она, кто у нас президент, есть ли у нас снег.
Потом мы пошли в офис, где разгрузили все наши посылки, школьные принадлежности, игрушки, конфеты. Джон попросил меня сделать запись в гостевой книге, что я и выполнил с удовольствием на трех языках: английском, русском и белорусском.
Пока мы занимались разгрузкой, воспитатели построили детей для того, чтобы мы могли раздать им немного конфет (наших монастырских). Для большинства из них это праздник, кто будет покупать конфеты, когда порой нет денег даже на крупу? Некоторые дети очень стеснительны, а есть и более смелые. Но сердце сжимается, когда смотришь на этих ребятишек, как трепетно и жадно они берут конфеты. Просто жуть. Они беззащитны, боязливы, одиноки, у них нет родителей, многие из них тяжело болеют. Приют – это всё, что у них есть. Воспитатели заменяют им родителей, друзья заполняют пустоту.
Много чувств. Сложно выразить, авва… Почему мы живем так незаслуженно хорошо, а эти дети вынуждены страдать? Волей-неволей начинаешь задаваться вопросом о справедливости Бога.
Простите, наверное, утомил вас своим повествованием, а так ничего по существу и не рассказал. Постараюсь написать вам завтра.
Поклон от меня братии.
Ваше непутевое чадо.
Р.
